Мне очень жаль

В последнее время, кажется, у меня просто не осталось других слов и других чувств.

Жаль… по-настоящему, от всего сердца. Почему мы стали такими? Почему жизнь наша стала такой?

Какой? Да такой, когда по-человечески мне жаль, что произошло с нами и продолжает происходить. Но к великому моему сожалению жаль только мне. Да, у меня такое чувство. И оно не покидает меня долгое время, так долго, что, кажется, оно никогда больше не покинет меня.

Как будто совсем недавно не было войны, и это не мы воевали и не наши совсем молодые солдаты погибли. Как будто не у нас солдаты до сих пор в унижении и в плену и их родители в горе, как сумасшедшие, до сих пор бегают по улицам города в надежде, что кто-то им поможет.

Ничто невозможно исправить до тех пор, пока виновные не покаялись перед людьми и Богом и не понесли наказания. Не будет прощения и не простит сам Бог, если не будет искреннего покаяния и мольбы-обращения. И не исправится никогда эта самая жизнь.

Скончался Армен Григорян. В зале суда, сидя на стуле… Ему стало плохо, и я видел, как голова его сначала бессильно зависла с шеи, а потом и тело перестало слушаться, он обмяк и медленно пополз вниз. Из-за суеты судебного разбирательства люди вокруг даже не сразу заметили, что ему плохо. Нет, ясно было, что он умирает.

Люди вокруг… Люди не только в суде, да и во всей стране. Что с нами случилось? Что мы делаем? Зачем это? Вы думаете, жизнь станет лучше без нашей интеллигенции? Чего стоит нация без совести, без мудрости, без глубокой огромной души, что даёт каждой нации нескончаемые силы противостоять и существовать во веки веков, становясь ещё сильней и ещё мудрей.

Любой народ хранит всё это в определённых людях, в тех, которые чувствуют и переживают всё происходящее со своим народом гораздо сильней, чем другие. В людях, глубоко чувствующих и переживающих, когда не где-то там, а в своей родной стране и народе так много несправедливости. Когда ложь и безнаказанность возведены в ранг общественной морали и обыкновения жизни целой страны и государства.

Я был с ним знаком, я несколько раз разговаривал с ним и наяву, и по телефону. Он просто был одним из немногих оставшихся представителей интеллигенции в нашей стране, которые по долгу или по своей собственной сути не могли не чувствовать, что с моральной точки зрения, чисто по-человечески всё не так, всё совсем не так в своей собственной стране.

Череда смертей, череда унижений и безответственности и безнаказанность — нужно иметь сердце как у него, чтобы чувствовать всё это и умереть. Разве может сердце настоящего патриота увидеть это, пережить, остаться жить? По мне это очень и очень тяжело.

Человек великой души оказался в тюрьме. За что? Сколько ещё? Что он такого сделал? Чем он был угрозой для государства и общества, что его нужно было изолировать от него? Чем?

Нет сомнения, что тюрьма стала причиной его смерти. И режим, безжалостный и суровый, по сути воспитывающий глубокую аморальность.

Невольно вспомнил о человеке, которого называли «приносящим хлеб». Тогда, когда никто не осмелился, он сделал. Сделал свой огромный гражданский и самое главное человеческий поступок.

Он единственный оказался человеком с большой буквы, и мне тогда стало стыдно, стыдно, что я не такой и что так мало таких в нашей стране. Мало людей, которые по-настоящему переживают, и сердце их порой не выдерживает. А мы живём как ни в чём не бывало. И будем жить, но с такой совестью не думаю, что выживем.

Мне очень жаль!!!

Гагик Аветисян
Рипсиме Петросян