Художник Мартирос Сарьян как символ дружбы между Россией и Арменией: вечер в честь 30-летия дипотношений двух стран был посвящен памяти мастера

Как пишет издание «Голос Армении», в ереванском Доме-музее Мартироса Сарьяна состоялся вечер под названием «Мартирос Сарьян. Я шел своим путем», посвященный 30-летию установления дипломатических отношений между Арменией и Россией.

«30 ЛЕТ — ЭТО СИМВОЛИЧЕСКАЯ ДАТА, ПОТОМУ ЧТО  ИСТОРИЧЕСКИ отношения между Арменией и Россией уходят в века, — cказала директор Дома-музея Рузан Сарьян.- Cегодня, в век глобализации, когда утрачиваются многие традиции, очень важно беречь их. И культура играет в этом особую роль. И мы, служители культуры, как никто иной, понимает это. Как можно не возмутиться, когда хотят упразднить имя Валерия Брюсова с Университета лингвистики? Такое ощущение, что люди не знают, кто такой Брюсов. Как можно было упразднять Министерство культуры или объединять вузы? Необходимо противостоять всем этим негативным тенденциям. И сегодняшний вечер как раз призван еще раз выделить, что для нас важно и ценно».

Присутствовавший на вечере Чрезвычайный и Полномочный посол РФ в РА Сергей Копыркин отметил, что искусство и культура играют важнейшую роль в отношениях стран. «Великий Мартирос Сарьян стоит в ряду тех выдающихся личностей, которые являются символом дружбы между нашими народами. И не случайно в дни культуры Армении в России выставка Сарьяна в Третьяковской галерее  была одной из самых значимых. Это говорит о многом. Творчество Мартироса Сергеевича — это непреходящая мировая ценность, и  важнейший стрежень, объединяющий наши народы».

Затем Рузан Сарьян представила отрывок из своей будущей книги «Малоизвестные страницы московской жизни Сарьяна». «Вернувшись к себе в Москву после путешествия, я вновь попал в круг своих друзей и знакомых и свою мастерскую по Москворецкой набережной в доме Перцова. Стоя у окна, я смотрел на златоглавый Кремль, подернутый осенним туманом». Эта цитата из автобиографии Сарьяна «Из моей жизни» привлекла наше внимание, и мы начали интересоваться домом, в котором у Сарьяна была мастерская вплоть до его отъезда из Москвы в 1915 году.

Оказалось, что Сарьян жил и работал в одном из самых красивых и загадочных домов дореволюционной Москвы — «свидетеле» блистательной жизни московской богемы 1908-1915 годов. Попасть внутрь этого уникального дома оказалось для нас невозможным, ибо в нем с середины 1970-х годов находится Главное управление дипломатическим корпусом МИД России.

Однако, к нашей великой радости, ведущий телепрограммы «Сделано в Москве» и автор блога «Ну да, Москва» Владимир Раевский смог проникнуть в здание, сделать совершенно уникальные снимки и выложить в интернете также старые фотографии сохранившихся с дореволюционных времен интерьеров. Благодаря Раевскому мы можем сегодня увидеть всю эту красоты и мысленно перенестись в одно из самых загадочных  зданий  Москвы.

 Почему Сарьян облюбовал этот «Сказочный дом», украшенный майоликой с изображениями птицы Сирин, языческого бога солнца Ярилы, божеств Велеса и Перуна, в обличье медведя и быка, а также бдящих сов и других персонажей русских сказок? Можно предположить, что снять в этом доме мастерскую Сарьяну посоветовал его друг и земляк по Новой Нахичевани на Дону, актер, режиссер и первый конферансье в России, основатель и директор пародийного московского театра «Летучая мышь» Никита Федорович Балиев (Мкртич Балян)

ВОЗМОЖНО, САРЬЯН НЕ РАЗ ПОСЕЩАЛ «ИНТИМНЫЙ «КАБАЧОК» ДРУЗЕЙ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕАТРА» — кабаре «Летучая Мышь». Примечательно, что открытие кабаре «Летучая мышь» состоялось 29 февраля 1908 года. Удивительное совпадение с днем рождения Сарьяна.

Итак, сюда после окончания спектакля во МХТ-е съезжались не только актеры и актрисы, но и их друзья художники, поэты, писатели, яркие представители театрального бомонда и меценаты. Сарьян был знаком со многими из них по «Свободной эстетике» и не только. Это и К.С. Станиславский, и В.И. Немирович-Данченко, и А.А. Бахрушин, и В.И. Качалов, и Н.Е. Эфрос, и Н.А. Подгорный, и О.Л. Книппер-Чехова, и многие другие.

Многое из того, что зарождалось в 1900-1910-е годы в России имело продолжение в последующих десятилетиях. Когда в 1926 году Сарьян приехал в Париж, именно Никита Балиев поддержал его материально, заказав ему оформление пантомимы «Зулейка» Карла Гоцци для своего театра «Летучая мышь».

 Однако вернемся к дому Перцова. По воле судьбы история сохранила описание интерьера сарьяновской мастерской благодаря воспоминаниям Артавазда Туманяна, сына великого армянского поэта Ованеса Туманяна: «В холодной Москве, находясь в построенном в русском стиле доме Перцова, на берегу Москва — реки, Сарьян в зимнюю пору писал картины: «Знойный полдень. Константинополь», «Фруктовая лавочка», «Натюрморт с бананами», утомленных жарой собак, желтого верблюда под пальмой, синих буйволов и т.д. Все это ближе Сарьяну, чем восточные сказки, драгоценные камни и пестрые шелка».

 В 1912 году, в мастерскую художника  привел своего отца Ованеса Туманяна Мушег Туманян. Через Москву поэт возвращался в Тифлис из Санкт Петербурга, где провел в заключении 6 месяцев по обвинению в организации национально-освободительного армянского движения на Кавказе. Его освободили из зала суда за неимением достаточных оснований для осуждения.

 Именно  здесь,  в доме Перцова состоялось знакомство двух великих армян, переросшее уже в Тифлисе в дружбу».

 Хранительница фонда Музея Софья Сарьян рассказала об отношениях между Сарьяном и Осипом Мандельштамом. «Мандельштам встретился с  Сарьяном во время приезда в Армению в 1930 году.  Только из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам узнаем, что Мастер приходил к ним в первый день в гостиницу с целью помочь получить номер, а потом они были у него в мастерской. Однако ряд ассоциаций с творчеством Сарьяна, возникающих при чтении армянской поэзии и прозы Мандельштама, восполняет факты и возводит эту тему на иной уровень, создавая параллели художественного мышления художника и поэта. Так, к примеру стихотворный цикл Мандельштама «Армения» предваряют строки:

Как бык шестикрылый и грозный,

 Здесь людям является труд,

 И, кровью набухнув венозной,

 Предзимние розы цветут.

Образ быка встречается также в строках первого восьмистишия:

 …Плечми осмигранными дышишь

 Мужицких бычачьих церквей.

 Эти строки буквально иллюстрирует работа Сарьяна «Церковь Кармравор VII века. Аштарак» (1956). Интересно, что именно эта аштаракская церковь  вызвала такой восторг у поэта: «Но там же купол, купол. Настоящий! Как в Риме у Петра… Кому же пришла идея заключить пространство в этот жалкий погребец…».

Если вспомнить, что круг общения Мандельштамов в Армении не был широким из-за языкового барьера и Надежда Яковлевна сетовала, что людей они знали мало, то можно предположить, что кроме Александра Таманяна и молодых архитекторов, увлеченных лекциями Тороса Тораманяна, Мандельштаму мог поведать о методе строительства армянских церквей еще и Сарьян – председатель организации по охране памятников архитектуры.

 У Мандельштама читаем:

 А в Эривани и в Эчмиадзине

 Весь воздух выпила огромная гора…

 Этот образ высокого горизонта есть и в прозе Мандельштама: «Горизонт упразден. Нет перспективы». И Сарьян говорил, что в Армении дальний план, горизонт виден столь же ясно, как и передний план.

А «эрзерумская кисть винограда» в противовес «в груди роковому колотью», как некоторая живительная услада, становится символом поэтического вдохновения.

Только стихов виноградное мясо

Мне освежило случайно язык .

 По-видимому «эрзерумская кисть винограду» повлияла также и на творчество Сарьяна: в своем письме художник пишет о намерении приступить к созданию картины «Встреча А. С. Пушкина с телом А. С. Грибоедова в горах Армении в 1828 году». Отметим, что Сарьян почти не обращался в своем творчестве к историческим фактам, событиям, сюжетам. И быть может рождение этой картины связано с общением художника с Мандельштамом…

 И, наконец, картина Сарьяна «Долина Арарата» (1945) по своей колористической и композиционной структуре, по эмоциональному складу и образной характеристике перекликается с самым кульминационным стихотворением армянского цикла Мандельштама:

Закутав рот, как влажную розу,

 Держа в руках осьмигранные соты,

 Все утро дней на окраине мира

 Ты простояла, глотая слезы.

 И отвернулась со стыдом и скорбью

 От городов бородатых Востока

 И вот лежишь на москательном ложе,

 И с тебя снимают посмертную маску».

 ОТНОШЕНИЯ ПИСАТЕЛЯ АНДРЕЯ БЕЛОГО И САРЬЯНА ПРЕДСТАВИЛ директор Музея — института архитектуры Марк Григорян.   «Андрей Белый был в Армении дважды — в 1928 и 1929 годах. В июне 1928 года он завершил свой путевой очерк «Армения», созданный  по свежим следам поездки.

В знакомстве Андрея Белого с Арменией следует особо выделить ого контакты  с зодчим Александром Таманяном, поэтом Егише Чаренцем, композитором Романосом Меликяном, учёным-арменистом Сенекеримом Тер-Акопяном,  писательницей Мариэттой Шагинян. Однако главная фигура «в смысле общения с людьми»  — это, конечно, фигура Мартироса Сарьяна. С ним и его творчеством он был знаком с начала девяностых годов. «Я видел Армению — два уже дня: но увидел впервые в полотнах Сарьяна…» — пишет Белый.

Принимая заинтересованное и деятельное участие в знакомстве Белого с Арменией, Сарьян сознавал, что он исполняет отнюдь не только приятный дружеский долг, но и решает в определенном смысле творческую задачу — открывает самобытный мир своей родины умному, зоркому, многоопытному художнику, способному проникнуть в глубь, в сущность увиденного и сильно, ярко выразить свои впечатления.

После отъезда Андрея Белого из Еревана между ним и Сарьяном завязалась дружеская переписка, и по предложению художника весной следующего года Белый предпринял вторую поездку в Армению. Во второй свой приезд Белый провел в Ереване почти весь май, совершив вместе с Сарьяном несколько поездок в окрестности».

На вечере стихи Мандельштама и Белого читала Анна Микаелян, а произведения Скрябина, Рахманинова, Арама Хачатуряна, Лазаря Сарьяна прозвучали в исполнении композитора и пианиста Айка Меликяна, также пишет «Голос Армении».