«Андранику подчиняются, его боятся и преследуют по пятам»: день рождения легендарного и бессмертного генерала – 157 лет

25 февраля 1865 года родился Андраник Озанян – легендарный деятель армянского национально-освободительного движения, национальный герой армянской нации.

В связи с этим предлагаем вашему вниманию отрывок из книги Льва Троцкого «Перед историческим рубежом. Балканы и балканская война», посвященный генералу Озаняну.

***

На свете существует немало людей с судьбой исключительной, непригодных для мирного, обычного отправления жизни. Конечно, жизнь сильнее их. И когда она входит надолго в берега, им тоже приходится приспособляться к однообразным требованиям ее порядка. Они поступают на службу, содержат семью, жалуются на ревматизмы и вообще увядают. Но когда история снова вступит в период беспокойства и хаоса, они оживают, по первому зову ее надевают ботфорты и оставляют в неурегулированном виде свои счета.

Во главе добровольческого армянского отряда, сформированного в Софии, стоял Андраник, герой песни и легенды. Он среднего роста, в картузе и высоких сапогах, сухощавый, с проседью и морщинами, с жесткими усами и бритым подбородком, с видом человека, который после слишком затянувшегося исторического антракта снова нашел себя.

Андранику 46 лет, родом он из турецкой Армении, когда-то был столяром. С 1888 года начал революционную работу в Сивасском вилайете, в 1892 году примкнул к армянской партии Дашнакцутюн. Еще со времени русско-турецкой войны, т.е. с конца 70-х годов, в турецкой Армении приобретает большую популярность идея вооруженного восстания против турецко-курдского владычества, причем восстание должно было, по мысли революционеров, вызвать вмешательство держав, в первую голову – России.

Агенты петербургской дипломатии стремились тогда привлечь на свою сторону и приручить армянских революционеров. Эта полоса, впрочем, продолжалась не долго, с начала царствования Александра III политика пошла уже другая… В кругу карбонарски-дипломатических идей и расчетов сложилась политическая мысль Андраника.

В 1894 году происходит в Сасуне избиение армян. Дашнакцутюн направляет туда вооруженную дружину, которая располагается в Мушской равнине, у подножья Сасунских гор. Здесь Андраник получает свое боевое крещение. Во главе армянской четы (в Балканских странах четами и четниками назывались партизанские отряды и их участники, выступавшие против османского ига – прим. ред.) он затем в течение 1895-1896 гг. обороняет армянские деревни, перевозит оружие, вооружает население, сражается с курдами и с небольшими регулярными турецкими отрядами.

В середине 1897 г. он приезжает на Кавказ, вступает в непосредственные сношения с центром партии и возвращается в Армению — с широкими полномочиями и с большим транспортом оружия.

К 1899 году перебито несколько лучших четнических воевод. Андранику поручается руководство всеми дружинами Сасунского округа, лучшего в Бетлийском вилайете по природным условиям для партизанской войны. Под его командой – 38 деревень, населенных воинственным полунезависимым армянским крестьянством. Тут развертывается андраникова эпопея.

В 1900 году курдский ага Бшаре-Халил, состоявший на турецкой службе, убил одного из самых выдающихся армянских революционеров, Серопа. Население величало его Сероп-пашой, так как он добился почти полной независимости Сасуна. За этот подвиг Бшаре-Халил-ага был награжден султанским орденом.

Через 8 месяцев Андраник совершил свое дело мести: настиг со своей дружиной Халила, убил его и с ним семнадцать курдов и в качестве трофея унес с собой орден Абдул-Гамида. В женевском архиве «Дашнакцутюн» султанский орден хранится и по сей день.

Андраник получает большое имя. Армяне ему подчиняются, турки его боятся, султанские войска преследуют его по пятам. В ноябре 1901 года Андраник со своими 47 четниками, обстрелянными в постоянных стычках, был окружен в монастыре Апостолов, в часе от Муша. Целый полк из пяти батальонов, во главе с Ферих-пашой и Али-пашой, обложил хорошо укрепленный монастырь.

После долгих и бесплодных переговоров, в которых принимают участие армянское духовенство, мушский городской голова и иностранные консулы, Андраник решает прорваться. В платье убитого раньше турецкого унтер-офицера он обходит всю стражу, объясняется с ней на прекрасном турецком языке, велит не спать и в то же время указывает путь своей дружине.

Новый период стычек, погонь, нападений… «С мирным турецким населением у меня никогда никаких враждебных действий не было, боролся только с беками и администрацией».

Через два с лишним года происходит самое большое дело в жизни Андраника. Было ему тогда 38 лет. Два турецких батальона при 8 крупных пушках осадили его весной 1904 года в Сасунских горах. Под командой Андраника состояло 200 вооруженных скорострельными ружьями дружинников и 800 крестьян с собственными кремневыми ружьями. Две недели длились переговоры.

13 апреля началась бомбардировка армянских деревень. Дружинникам, занимавшим горные позиции, пушки почти не причиняли вреда. Как всегда в таких случаях, карательная экспедиция имела своей главной целью довести до отчаяния крестьянское население и вызвать в нем озлобление против революционеров, изолировать таким образом дружину и обессилить ее. 8 дней продолжалась непрерывная перестрелка. Турки потеряли сотни убитых, трупы которых четники сбрасывали в озеро.

Сасунские деревни были покинуты населением: около 4000 душ отступало под прикрытием отряда, другая половина разместилась по деревням Диарбекира. Отступая и отстреливаясь, дошел Андраник до Ванского озера, захватил три парусных судна и перевез свои четы на остров Ахтамар, в монастырь, а через три дня на тех же судах перебрался ночью в Ван. В Константинополь дали телеграмму, что город в руках Андраника. В дело вмешался английский консул.

«Уходите лучше, — сказал он ему, — сейчас русско-японская война, внимание Европы отвлечено, вмешательства дипломатии не будет».

А кругом пошла резня в армянских деревнях. Андраник решил покинуть Армению. Шел с дружиной только по ночам. На 7-й день прибыл в Персию, оттуда на Кавказ и через Россию в Вену. Жил некоторое время в Женеве, потом в Египте и наконец обосновался в Софии. Тут он сблизился с македонскими революционерами, столь родственными ему по психологии и приемам борьбы.

«Я не националист, — говорит он в объяснение своего похода, — я признаю только одну нацию: нацию угнетенных».

То дуновение идеализма, которое чувствовалось в настроении болгарских народных масс в первую эпоху войны, наиболее яркое свое выражение нашло в армянском отряде. Люди другой нации, другого языка, других преданий собрались под болгарское военное знамя, которое стало для них знаменем борьбы за чужую свободу — правда, против общего врага.

ДУША ОТРЯДА

В середине октября я провожал из Софии армянскую добровольческую роту, вошедшую в состав македонского легиона, который прославился вскоре своими жестокостями. Стоял прекрасный день балканской осени, солнце светило ярко, в городе было еще мало раненых, и война имела еще ликующий вид.

Добровольцы выступали из здания женской гимназии, в которой жили и обучались приемам. Их было 230 смуглых и волосатых людей, в возрасте от 19 до 45 лет. Публика с самым разнородным прошлым.

Ротой командует армянин-офицер в форме. Его величают просто «товарищ Гарегин». Гарегин, это бывший студент Петербургского университета, привлекавшийся по знаменитому «лыженскому» процессу «Дашнакцутюн» и оправданный после трехлетнего заключения. Но душою отряда является Андраник.

Он великолепен в своем защитного цвета костюме, в высокой каракулевой шапке и ладных солдатских сапогах, из которых торчит плеть, символ неофициальной власти. Сбоку у него бинокль и браунинг, на груди целый букет с надписью на ленте: «Свобода или смерть», это подношение армянок из Комитета Красного Креста.

Молча идет перед ротой Андраник, четкой молодой походкой. Все в нем –  поблескивающий взгляд, колючие усы и даже башлык с золотой кистью – свидетельствует, что он снова попал в свою стихию.

Поют песню об Андранике: «Весна наступает, и вместе с первым голосом весны раздается воинственный клич Андраника, который стоит в горах Сасуна и зовет нас к бою».

Молча идет вперед Андраник, только еще отчетливее становится его шаг… Раздаются тихие, еле слышные звуки сринга, армянской пастушеской свирели.

Дорога сменяется шоссе, которое за мостом прямой лентой меж деревьев уходит в гору. Направо гора Витоша, с которой для многих членов отряда связаны партийные воспоминания. В 1904 году погиб на Витоше от динамитных опытов один из основателей партии «Дашнакцутюн», воспитанник Петровской Академии Христофор Микаэльян, примыкавший раньше к Народной воле, — на этой горе он подготовлял покушение на Абдул-Гамида.

В 1905-1906 гг. тут же, под Витошей, помещалась партийная военно-инструкторская школа, которая воспитывала, под руководством болгарского офицера, воевод для армянских чет…

Нужно прощаться. Гарегин из офицера превращается в патетического оратора. Он говорит о том, что армян всегда считали безличными и трусливыми, нацией без священного огня, способной только ползать и наживаться; однако последние 25 лет показали, что и армяне умеют бороться и умирать за свободу… Женщины забрасывают оратора цветами.

Не хотят отрываться жены и дочери от близких своих, но нужно прощаться. Команда — отряд выстраивается и с песней вперед! Не выдерживает Андраник, перескакивает через придорожный ров и дает несколько выстрелов вверх из браунинга. Из добровольческих отрядов откликается ему громовое пятиминутное эхо — точно в Сасунских горах. Сотни рук подняты вверх.

Резко, отчетливо бьют браунинги, маузеры, парабеллумы, глухо, точно небольшие пушки, лают бульдоги. Руки с револьверами подняты словно к присяге: «Свобода или смерть». Такова маленькая глава чистой романтики в страшной книге балканских событий.